Три `Д` для миллиардера. Свадебный салон - Тала Тоцка

что для хорошей прически достаточно их вымыть и высушить. А иногда даже хватает нанести какое-нибудь средство для ухода. И они сами ложатся в прическу. На другое у меня просто нет времени.

Зал уже наполовину заполнен родителями, высматриваю свободное место. Взгляд натыкается на высокую фигуру в костюме, и окружающий мир начинает плавно покачиваться. Как будто я плыву на корабле.

Тагаев призывно машет рукой, похлопывая по сиденью кресла рядом с собой. Досадливо закусываю губу и понимаю, что слишком долго таращусь на отца своих детей. А теперь сделать вид, будто я его не вижу, и пройти мимо не получится.

— Вы очаровательны, Анастасия Андреевна, — с ухмылочкой говорит Тагаев, и я благоразумно принимаю комплимент как дань вежливости. Относиться к его словам всерьез с моей стороны слишком самонадеянно.

— Благодарю, — киваю как можно более нейтрально и сажусь через кресло от него. Мало ли по чем он там хлопал.

Артур хмыкает и пересаживается ко мне ближе.

— А где же ваши сыновья? — интересуется он, и я снова чувствую себя подлой разлучницей. Потому что это и его сыновья тоже.

— Готовятся к выступлению, — отвечаю, пряча волнение. А Тагаев удивленно разворачивается ко мне лицом.

— Так ведь у них нет слуха. Или, может, они танцуют?

— Нет, танцоры с них еще хуже, чем певцы, — вздыхаю. — Они будут подыгрывать Дианке на бубне и треугольнике.

Лицо Тагаева забавно вытягивается, и мне становится неспокойно. Как бы я не сболтнула лишнего. Предчувствия меня не обманывают.

— Надо же! — восклицает он. — Серьезно? Быть того не может!

— Это почему? — чувствую себя уязвленной, как будто Тагаев меня упрекнул в том, что я родила ему бесталанных сыновей. Тут же спешу за них заступиться. — Может, слуха у них и нет, но чувство ритма у мальчиков отличное.

— Я тоже в садике играл на треугольнике, — радостно сообщает Артур, а я хоть убейся, не понимаю, чему он так радуется. — Это единственный музыкальный инструмент, который мне доверили!

Бубню под нос соболезнования и замолкаю, потому что начинается концерт. Дети нашего сада танцуют, поют, читают стихи. Они так стараются, что мне их всех жалко, и я уже сбила ладони, аплодируя маленьким артистам.

Тагаеву явно скучно. Он посматривает по сторонам, разглядывает потолок, но чаще всего замечаю, как он косится в мою сторону. Тянет съязвить, что такими темпами до свадьбы он рискует окосеть окончательно, но вовремя вспоминаю, что Артур мой заказчик. Коммерческая этика, чтоб ее…

Зато, когда на сцену выходят мои три «Д», мой скучающий сосед преображается на глазах. Садится ровно, стискивает поручни кресла и, не отрываясь, смотрит на сцену. А я, ругая себя на чем свет стоит, периодически кошусь на широкую ладонь, сжимающую подлокотник в нескольких сантиметрах от моего тела.

И вспоминаю.

Как эти ладони лежали на руле автомобиля. Как обнимали за плечи Давида и Даньку. Как сдавливали мне талию и гладили спину…

Такими темпами, если кому и суждено окосеть до тагаевской свадьбы, так точно не Артуру.

Тагаев завороженно слушает, как поет наша с ним дочь, а наши с ним сыновья по очереди ударяют в бубен и треугольник. Данька в бубен, Давид в треугольник.

Их лица предельно серьезны и сосредоточены, и мне непонятно, почему Тагаев безостановочно улыбается.

— Какой у вашей дочери чудный голос! — шепчет он мне в ухо, и я смягчаюсь.

— Это от Стефы, — шепчу в ответ, тоже стараясь попадать в самое ухо, чтобы не мешать выступлению. — Точнее, от моей мамы. Они со Стефой близнецы. Были. Стефа занимается с Дианкой, она раньше преподавала вокал.

Когда выступление завершается, Артур хлопает так, что я начинаю опасаться за барабанные перепонки сидящих перед нами зрителей.

Судя по их недовольным лицам, они тоже опасаются, но Тагаеву явно на это наплевать.

— А кто парней уговорил с сестрой выступать? — спрашивает Артур, наклонившись ко мне, и у меня вдруг начинают дрожать руки. И коленки. — Тоже Стефа?

— Нет. Они сами. Мои дети все делают вместе, если это возможно. Дианка бы тоже ходила на футбол, но у нее так ни разу и не получилось попасть по мячу, — увлеченно рассказываю, пока не спохватываюсь. И тушуюсь. — Извините. Это уже неважно.

Артур поворачивает голову, и наши глаза оказываются очень близко. Совсем-совсем. Очень в опасной близи. Если бы я стояла, мои ноги точно бы подломились.

— Важно. Мне важно все, что касается ваших детей, Анастасия.

Его губы совсем рядом, дыхание щекочет шею. Я поворачиваю голову, чтобы ответить, но Артур наклоняется еще ниже, и наши лица случайно соприкасаются.

Показалось, или в воздухе сверкает молния? Кажется, я все же была несправедлива к тетке… Отодвигаюсь и делаю глубокий вдох.

Прикусываю язык, чтобы не спросить: «Почему?» Наверное, боюсь услышать ответ. Вместо этого говорю, стараясь придать голосу побольше беззаботности.

— Стефа подобрала им инструменты. Она как-то сказала, что, если салон прогорит, мы с детьми всегда заработаем себе на жизнь, выступая в переходах. Или электричках.

Артур смеется, и мои щеки приобретают все возможные оттени красного. К счастью, Тагаев этого не замечает.

— Значит, это она выбрала Данилу бубен, а Давиду треугольник?

— Да. У Данила со слухом хоть какие-то проблески. У Давида совсем никак.

Артур откидывается на спинку и продолжает улыбаться. А мне не смешно. Вот ни капли. Потому, что я вдруг ясно представляю себе маленького Тагаева с треугольником. Один в один мой Давид, только с черными глазами. И от этого мне делается совсем плохо.

*Профдеформация — негативное влияние профессиональной деятельности на человека.

Глава 11

Я бы себя точно изгрызла, но концерт заканчивается, и я спешу в гримерку к детям. Тагаева с собой не зову, справедливо рассудив, что он увяжется без приглашения сам. И оказываюсь права.

Артур идет следом за мной на расстоянии достаточном, чтобы мамашки нашей группы зависли, разглядывая нас с неприкрытым любопытством.

Вообще-то он разве что не впритык идет.

Сразу ускоряю шаг, чтобы вырваться вперед, но Тагаев не отстает. Так что к гримерке мы практически добегаем. И практически одновременно.

— Мама! — дети бросаются ко мне, но при виде Артура притормаживают.

Их глаза так вспыхивают, что меня охватывает самая настоящая ревность.

Пять лет это были только мои дети начиная с момента, как я о них узнала. Но стоило одному самоуверенному типу получить мячом в лоб, вдруг оказывается, я должна теперь их с кем-то делить.

— Артур! — они радостно вскрикивают, и мне сразу становится совестно.

Я же не мачеха им, а какая мать не хочет, чтобы ее дети были счастливы?

Если мои детям нравится Тагаев, пускай будет. Они меня давно просили завести домашнего питомца. Собаку я